Как-то странно называть себя поклонником Сабатини, не прочитав второго наиболее известного его романа. Главной причиной моего интереса к этому писателю, разумеется, стала прочитанная в раннем юношеском возрасте великолепная и несравненная трилогия о капитане Бладе. Читал я и другие его вещи. «Скарамуш» уже давно был в планах на будущее, и вот сейчас, наконец, я нашёл для него время.
Тему Французской революции, её исторического значения и её отражения в «Скарамуше» я почти полностью опускаю, потому что мои познания о ней ограничиваются подростковой биографией Наполеона. На втором курсе университета эта тема прошла мимо меня — не помню уже, почему, — а собственного интереса к истории Франции у меня практически нет. Вот так и получилось, что моё представление об этой революции ограничивается знанием о том, что бежавшего из Парижа короля опознали по его портрету на золотом луидоре, якобинцы во главе с Робеспьером и жирондисты по очереди гильотинировали друг друга, месье Сансон работал сверхурочно, И ТУТ ГЕНЕРАЛ БОНАПАРТ С ГРЕНАДЁРАМИ КАК ВОРВЁТСЯ В ЗАЛ СОВЕТА ПЯТИСОТ… В общем, со знанием фактов у меня всё грустно, и толком рассуждать на эту тему я не могу.
В целом можно сказать, что Сабатини приветствует революцию на её первом, реформистском и относительно бескровном этапе, и осуждает на втором, когда она породила хаос резни, быть может, осмысленной, но от этого не менее беспощадной. Во второй книге, «Возвращении Скарамуша», он акцентирует внимание на жестокости и продажности новой властной верхушки.
Андре-Луи Моро, главный герой романа, обладает природным умом, который он развил интенсивно-экстенсивным чтением и который позволяет ему разгадывать людей и находить в жизни удобные пути. Благодаря своей дерзости он обычно поступает так, как он сам считает нужным; присущая ему находчивость помогает ему избегать последствий своей дерзости или оборачивать их себе на пользу. В своих действиях он старается руководствоваться разумом, а не эмоциями; именно поэтому в начале сюжета у него, по сути, вообще нет никаких политических убеждений. И начинает свою общественную и политическую деятельность он как человек без убеждений, сам не верящий в то, что он проповедует — это важная черта его образа в начале романа.
Под влиянием его чувств к Алине и Климене эта рациональная доминанта постепенно отступает. Его выступление против власти, конечно, продиктовано не разумом, а чувствами — как открытой местью, так и тайной привязанностью к Алине. Его фактический переход в лагерь роялистов во второй книге обусловлен опять-таки рациональными причинами. И да, довольно странно осознавать, что для Моро определение судьбы Франции и разрушение Республики — это лишь средство для устранения препятствий для собственной женитьбы, к которому лишь как вторичная причина примыкает разочарование в революции.
Его артистичность (качество, весьма полезное для юриста) полностью раскрывается во время гастролей с труппой Бине. Работа в театре для него — это не только способ бежать от казни, но и развлечение, смена обстановки после скучной жизни сельского адвоката — и в этом одна из причин его смелости на сцене. Моро в роли сценариста — это пример того, как человек просто начитанный с лёгкостью может снискать успех у провинциальной публики — если ему хватит для этого сообразительности и смелости, конечно же. Да, я имею в виду «бессовестное» заимствование идей и сюжетов у покойных классиков драматургии. Сейчас это назвали бы постмодернистским осмыслением, хм. Его троллинг Климены, иногда тонкий, иногда толстый, довольно забавен, а его серьёзные намерения в отношении неё действительно достойны. Достойны для него, разумеется.
Игра, которую Андре-Луи ведёт с Бине, рискованна, особенно если помнить о том, что всё это время ему угрожает виселица. Да, если рассуждать логически, Бине, побеждаемый красноречием и предельной логичностью предложений Моро, не может не принять их. Роман на то и роман, чтобы у героя всё получалось. В реальности всё могло бы быть не так: Бине мог бы, вопреки логике, пойти на поводу у своих эмоций и, приглушив свою жадность, выдать чрезмерно обнаглевшего Скарамуша властям, наплевав на прибыль, которую тот ему приносит.
В своей академии фехтования Моро вполне спокойно обучает и клиентов-роялистов, не мучая себя вопросом, против кого они будут использовать полученные от него навыки. Это лишний раз доказывает, что убеждения убеждениями, а бизнес бизнесом. Доказывает не только в отношении Андре-Луи Моро, разумеется. И да, он упражняется в фехтовании по три шесть часов в день, пока коварный, хоть и благородный, соперник соблазняет девушку, которая ему нравится, своим титулом (на самом деле нет).
Между прочим, настоящих родителей Андре-Луи у меня получилось отгадать до того, как они были раскрыты в сюжете. И если личность матери Сабатини открывает довольно рано, то отец… не, в самом деле, а кто ещё мог бы им быть из более-менее значимых персонажей романа?
Алина де Керкадью, так же, как и Арабелла Бишоп — это скорее вспомогательный персонаж; она важна не сама по себе, а в контексте отношения главного героя к ней. Это честная и добродетельная девушка (как и все героини Сабатини), стойко отвергающая все пристойные предложения разных маркизов и непристойные поползновения разных регентов. Если сложности в отношениях Блада и Арабеллы обусловлены скорее недопониманием и неправильной информацией, то Алина позволяет себе вполне осознанно троллить Андре-Луи возможностью своего брака с маркизом де Латур д’Азиром.
Жерве Лесарк, маркиз де Латур д’Азир (ох уж эти французские имена), так же, как и адмирал Эспиноса — это злодей, но злодей, не лишённый человеческих качеств. Ему нельзя сочувствовать, но его и его мотивацию можно понять. При всех его отрицательных качествах, его честность, отвага и его верность трону заслуживают уважения.
Во второй книге маркиза в роли нежелательного поклонника Алины сменяет персона, скажем так, ещё более высокопоставленная. Граф Прованский, он же регент Франции и будущий король Людовик XVIII, выведен автором как сугубо отрицательный персонаж. Его тупость, надменность и похотливость не искупаются храбростью, милосердием или благородством, потому что этими качествами он обделён. Вообще, как я понял, его исторический прототип вовсе не был такой уж чёрной фигурой, как его изобразил Сабатини, и страдал разве что нерешительностью и непоследовательностью, как и его старший брат.
Интересно поработал Сабатини с ещё одним историческим лицом — бароном Жаном де Батцем. Про этого авантюриста известно, что он пытался проворачивать смелые политические авантюры, которые, как правило, не были успешными. Три из этих авантюр описаны в книге, в рассказе самого де Батца или как часть сюжета второго романа. Этот отважный роялист, словно настоящий партизан, вооружённый фальшивыми документами на все случаи жизни (находчивый Андре-Луи обзавёлся настоящими) и не менее фальшивыми ассигнациями, напечатанными на собственном станке с позволения регента, живо вызывает симпатию. Интересно, кстати, не родственник ли он Шарлю де Батцу де Кастельмору, графу д’Артаньяну? Он ведь тоже гасконец. Он довольно груб, но предан своим друзьям, и единственное, что по-настоящему портит его — это предложенное им решение проблемы Шабо.
Откровенно жаль Леопольдину. Мало того, что Моро не смог спасти эту несчастную девочку, только вступающую в жизнь, от нежеланного брака, так никто её не спас и от ареста вслед за мужем. О её дальнейшей судьбе в романе ничего не говорится; скорее всего, у арестованной жены обезглавленного государственного преступника есть только одна дорога, и её участь поистине печальна.
Серьёзным и глубокомысленным произведением «Скарамуша», конечно, не назовёшь, но он существенно глубже простого развлекательного романа. Дело тут не только в стилистической красоте и довольно уверенном встраивании превосходно закрученного сюжета в реальные исторические события — с этим у Сабатини всегда было всё в порядке. Автор через главного героя выдаёт весьма крепкие рассуждения о причинно-следственных связях революционных событий — вполне на уровне профессионального историка, по большому счёту. Сабатини не ограничивается довольно глупой самой по себе идеей свободы как таковой, чего можно было бы ожидать от обычного развлекательного романа. Вместо этого он, устами главного героя, говорит о том, что буржуазия в своих собственных интересах попросту использовала недовольство простонародья, сначала ограничив, а потом свергнув монархию. Именно поэтому главный герой, который слишком умён, чтобы примкнуть к революционным романтикам, в начале сюжета старательно дистанцируется от всяческих мечтаний всяких преобразователей общества. Прекрасно показана (уже во второй книге) и беззастенчивая борьба вождей победившей революции за власть, прикрываемая прочувствованными речами о свободе, равенстве, общественном благе и бдительности. Нет, никаких исторических параллелей я в этот раз проводить не буду. Сами проведёте.
В одном месте, правда, эта идейная глубина Сабатини проседает. Я говорю о декрете Ле Шапелье о запрете рабочих забастовок. Сабатини, столь ясно говоривший об использовании рабочих буржуазией в своих собственных политических целях, здесь заявляет о недопустимости деспотизма трущоб для нации, покончивший с деспотизмом монарха и аристократии. Охлократия, конечно, вещь плохая, спору нет. Но разве голодающие парижские рабочие, которым ради блага нации запретили забастовки, не составляют существенную часть этой самой нации? То ли Сабатини очень сильно кривит душой, чтобы вывести Ле Шапелье как чисто положительного персонажа, то ли его собственные взгляды очень странно изменились. Как-никак, вторая книга писалась спустя десять лет после первой.
У Андре-Луи довольно много общих черт с капитаном Бладом. На момент начала сюжета он, как и Блад, — отстранённый наблюдатель в наполненном злом мире: один из них поливает герань и спокойно глядит на мятежников Монмута, что идут на смерть, второй не собирается участвовать в начинающейся революции, полагая, что смена политического строя народу ничего не даст. Блад пробуждается от пассивности в результате стычки с капитаном Гобартом и заключения в тюрьме, и Андре-Луи начинает действовать после убийства своего друга. Оба героя — поклонники Горация. Оба они склонны к самоиронии.
— Почему вы всегда шутите? — спросила Арабелла, вспомнив, что именно его насмешливость во время последней встречи оттолкнула её от Блада.
— Человек должен уметь иногда посмеяться над собой, иначе он сойдёт с ума, — ответил Блад. — Об этом, к сожалению, знают очень немногие, и поэтому в мире так много сумасшедших.
А это уже диалог Андре-Луи Моро и Алины:
— Почему вы всегда подтруниваете над собой?
— Наверно, потому, что считаю себя частью этого безумного мира, который нельзя принимать всерьёз. Если бы я принимал его всерьёз, то лишился бы рассудка — особенно после того, как объявились мои родители.
Даже «Исповедь» Моро, на которую периодически ссылается Сабатини, напоминает судовой журнал Джереми Питта.
Сабатини вообще иногда упрекают в том, что он писал свои романы по шаблону, используя одни и те же характеры как основу для персонажей и меняя лишь исторические декорации. Однако делал он это максимально качественно, и это его полностью извиняет.
Поистине, на Сабатини можно воспитывать детей. Капитан Блад научит их благородству и защите слабых, а Андре-Луи — смелости и умению добиваться желаемого. Оба поделятся с читателем своей самоиронией и напомнят, что не стоит воспринимать этот мир чересчур серьёзно — иначе можно сойти с ума.
