Джек Керуак — отзывы о творчестве автора и мнения читателей
image
  1. Главная
  2. Библиотека
  3. ⭐️Джек Керуак
  4. Отзывы на книги автора

Отзывы на книги автора «Джек Керуак»

61 
отзыв

TibetanFox

Оценил книгу

Мне не повезло. Я люблю Керуака и люблю его "Сатори в Париже", прочитанное давным-давно в отличном переводе Шараева. В симпатично оформленной серии вышел новый перевод, и я обрадовалась, что вот не забывают старичка, помнят, любят, продолжают. А потом увидела фамилию нового переводчика и как тростинка закачалась и немедленно скончалась. Под видом прекрасного писателя Керуака мне подсунули слабочитаемое говно Максима Немцова, сквозь которое пытается пробиться талант автора, но тонет и булькает.

Максим Немцов очень любит словотворчество: нах...евертить какой-то псевдолингвистической ерунды, а потом ликовать, какой он офигенный стилист. Но любит не значит умеет. Читать это безвкусное вычурное и нелепое месиво трудно, сплошной я твой дом труба шатал. При этом переводчик всегда может коварно сослаться на то, что так и задумано, ведь Керуак занимался словотворчеством в "Сатори...", да и в "Тристессе" тоже. Занимался, спору нет. Но у него вышло игриво и обаятельно. У Шараева тоже вышло неплохо. А у Немцова... *слышится неразборчивый рёв, запикивание и грохот*

Смысл очень нежной книги о чистом и сложносочинённом потоке собственных ощущений, памяти и впечатлений плохо прочитывается через непережёванные строки. Естественная красота пропадает. Так что это не то сатори, что я так любила, и разбирать я его не буду. Приведу только несколько примеров (не все, конечно, возьму наобум), чтобы вы сами прочувствовали разницу переводов. ни на чём не настаиваю, выбирайте любой, но не говорите потом, что я вас не предупредила.

Под катом...

Первое же предложение:

Ш.:Случилось так, что в какой–то из десяти проведенных мною в Париже (и Бретани) дней я испытал особого рода озарение, которое, казалось, вновь изменило меня, задав направление всей моей жизни на ближайших лет семь, а может и больше: по сути, это было сатори: японское слово, означающее «внезапное озарение», или «внезапное пробуждение», или попросту «удар в глаз»
Н.: Где-то среди моих десяти дней в Париже (и Бретани) было мне какое-то озарение, которое, похоже, снова меня изменило, к тому, что, наверное, еще семь лет или больше будет моим лекалом: по сути, сатори: японское слово, означающее «внезапное озарение», «неожиданное пробуждение» или же просто «дали в глаз».
Ш.: щелочкой в передних зубах под лакомыми губками
Н.: со щелочкой в самый раз в съедобельных губках
Ш.: я подметил непривычно зеленый цвет летних северных лугов, из–за таяния зимних снегов стекающих прямо в масляные изнеженные почвы. Ни в одной пальмовой стране такой зелени не увидишь, особенно в июне
Н.: потому что зимние снега стаяли прямо на этот луг слизнелютиков. Зеленей любой опальмеченной земли когда угодно, а особенно в июне
Ш.: У ангелов гигантские сочащиеся каплями крылья.
Н.: У ангелов каплют здоровенные крылья.
Ш.: Это ж просто одуреть можно, подниматься на этом лифте и чувствовать что тебя уже тошнит от одного лишь что ты в четверти мили над землей?
Н.: Ну тощища же тащиться в лифте и хандрить оттого, что забрался на четверть мили в воздух, а?
Ш.: Но я не стал мешать этруску который вытряхнул ее вон.
Н.: Но я позволил этруску отпудрить ее по телефону.
Ш.: потому что был уже слишком пьян.
Н.: нажирался я достоподлинно в жвак.
Ш.: Просто иногда мне становится ужасно одиноко, и хочется женского общества, вот ведь ерунда.
Н.: Просто мне иногда становится до ужаса одиноко, общества женщины б, чтоб лязгфигачила его.
Ш.: Шлю синеглазо моргающий сочувственный зов
Н.: Выписываю ей двойной удар сострадания голубыми глазами
Ш.: и под ее нежным горбатым носиком розовеют губки
Н.: а ее носик мягким крючком располагает под собой розовые губки.
Ш.: Кроме того, похоть это не мой конек и вгоняет меня в краску стыда
Н.: Кроме того, распутство не мой антрекот, я от него краснею
Ш.: И, по своему обыкновению, я просто собрал все это в емком и тысячекратно выплеснутом «Вот!»
Н.: Как обычно, я просто сосредоточил все в одном насыщенном, но натысяченном «А-га!»
Ш.: хорошенько выспавшись и приведя себя в порядок
Н.: и я весь начисто опять прихорошился

Ш.:этот хвастун, этот хлюпик, стыдливый паскудник, разнеженный блудник, «кладезь причуд» как сказал Шекспир о Фальстафе, эта дешевка, не пророк даже и ясное дело не рыцарь, этот смерти страшащийся слизняк, истекающий слизью в своей ванной, этот беглый раб футбольных полей, этот небрежный художник и дрянной воришка, горлодер в парижских салонах и мямля среди бретонских туманов, остряк на нью–йоркских выставках и нытик в полицейских участках и по телефону мамочке, этот лицемер, этот малодушный aide–de–camp с портфелем набитым книжками и портвейном, рвущий цветочки смеясь над их колючками, ревущий вихрем чернее нефтяных факелов Манчестера и Бирмингема вместе взятых, этот занудный засранец, любитель испытывать мужскую гордость и женскую стойкость, эта дряхлая развалина с битой в руке и надеждою победы. Этот, короче говоря, зашуганный и униженный тупоголовый пустобрех и хренов потомочек настоящих мужчин.

Н.: этот хвастун, этот простофиля, этот ярила и шалопай, и греби лопатой грабленые грешки, это «скопище слизи», как говорил Шекспир о Фальстафе, эта фальшивая стафида, даже не пророк, куда там до рыцаря, эта опухоль смертебоязни, с набуханьями в ванной, этот сбежавший раб футбольных полей, этот художник аутов и грабитель баз, этот орун в салонах Парижа и мямля в бретонских туманах, этот шуткующий фарсёр в художественных галереях Нью-Йорка и нытик в околотках и по межгороду, этот ханжа, этот ссыкливый адъютант с портфолио, полным портвейна и фолиантов, этот цеплятель цветиков и шутник над шипами, этот самый что ни есть Hurracan вроде газовых заводов как Манчестера, так и Бирмингема, этот гаер, этот испытатель мужской трусости и дамских трусиков, эта свалка костей распада, пожирающая ржавые подковы в надежде выиграть у… Этот, короче гря, перепуганный и униженный тупица-громоглас, дрыщавый потомок человека.

Простите, там ещё много, но я больше не могу, можно выйти? Я уже достоподлинно в жвак — совсем не мой антрекот отпудрился.

АПД: Добавление из-за вопросов в личку. Старый перевод тоже не идеален. В нём переводчик решил уйти от игры слов к понятности. Немцов ушёл от адекватности к игре слов — поэтому для сравнения и дан первый перевод, чтобы хотя бы было понятно, о чём вообще речь. Полноценного перевода сейчас нет, выбор из этих двух крайностей.

7 января 2017
LiveLib

Поделиться

CoffeeT

Оценил книгу

В списке непрочитанной классики подубавилось – я побывыл в дороге вместе с Джеком Керуаком. То еще, ребята, удовольствие. Я то ждал философствований, разговоров на зарнице, мерного стука колес. Но, поди там, в ответ я получил крайне экспрессивный взлет, пару штопоров, ТАНГАААЖ, и очень жесткую посадку на забытую Богом поляну у черта на куличках. Несовпадение желаемых ощущений от реалий «спонтанной прозы» (так её называл Джек) и предопределило финальное впечатление. Крупье, подожди, я открою еще пару карт.

Вообще, эта самая «спонтанная проза» - вещь, безусловно, интересная для культуры. Все вы знаете эту историю, что Керуак, как следует нарядившись бензендриновой кислотой, бешенной и пулеметной очередью исписал какой-то там рулон бумаги, в общем то, проигнорировав существование синтаксических и пунктуационных правил. В 2015 году это было бы прекрасной пиар-историей, о которой бы написали многие издания, но тогда просто так было нужно. Керуак выплеснул все, что было у него на душе - на бумагу. Результат мы знаем. «В дороге» легко можно сравнить с художественными экспериментами Джексона Поллока, которые сейчас сложно купить меньше, чем за соточку миллионов долларов. А ведь мужик просто разбрызгивал краску на валяющийся под ногами холст (эксперты подсказывают, что это называется "сюрреалистический автоматизм") . Эх, знала бы моя мама, что я творю вареньем на линолиуме не хуже Поллока, не стала бы наказывать. О мир, какой же ты занятный.

Давайте еще кое-что уточним – в этом произведении нет сюжета (сюжет? какое странное французское слово), есть только идея. Та самая идея, которую тщетно формулировали битники, но у них никак не получалось, а потом бабах, ребята, смотрите, Джек принес с собой рулон, там все есть. Все это напоминает рождение великого гитарного риффа во время джем-сейшна – к слову, параллелей у культуры битников с бибопом и бопом (это музыкальные жанры) более чем достаточно, так что сравнение вполне уместное. Но лично мне, а это уголок моей субъективности, очень не хватало хоть сколько-нибудь внятного сюжета. А то получается, что я читал посты в фэйсбук кочующего авантюриста – занятно первые десятки страниц, потом немного засмотрелся на смешного удода в интернете, и вот ты уже в компании других героев, которые каким-то образом переместились в другой город, но также пьют и принимают различные стимуляторы. Спонтанная проза такая спонтанная.

Отдельно мне повезло с изданием – в мои руки неведомым образом угодила книга ивановского издательства «Просодия», которое приказало долго жить еще десять лет назад. Помимо рецензируемого романа, там оказалось небольшое количество эссе товарища Керуака. И вот тут, кстати, я открыл для себя немного другого Керуака, не того, который истошен и дик, а того, кто использует словосочетания «лапидарные фиоритуры» и размышляет о «грани между выспренностью и лепетом». Интеллектуальность этого красивого джентльмена меня потрясла в сравнении с небрежным и максимально упрощенным штилем, который присутствует «В дороге». Такая вот просодия, друзья.

Ах да, чуть не забыл. Самое важное во всей книге (конкретно в моем просодическом издании) можно найти в эссе «Вера и техника в современной прозе», которое на первый взгляд больше напоминает список покупок, чем эссе. Так вот, в пункте 3 сказано следующее – «Попробуй никогда не напиваться вне собственного дома». И чему нас учат учителя, спрашивается? Вот же ж где цимес самый. Взял на вооружение, и вам советую.

Обойдемся сегодня, наверное, без подытоживаний. Ругать такие книги глупо и странно, хвалить – просто не хочется, не битник я оказался. На том и разойдемся.

Ваш CoffeeT

23 апреля 2015
LiveLib

Поделиться

that_laowai

Оценил книгу

Можно разобрать эту книгу на несколько основных тем, но не хочется, потому как она какая-то всеобъемлющая. Но читать её себе дороже — есть риск заразиться тоской, запечатанной в эти страницы. Биг Сур — живописнейшее место на западном берегу Соединенных Штатов, превратившееся для короля битников в символический гефсиманский сад, где он пытался смириться с отсутствием ответов на его молитвы.

По началу брюзжащий Джек вызывает даже умиление, а затем вдруг накрывает понимание, что все эти остроумные шуточки и смех — на грани истерики. А потом и вовсе хочется пройтись ему кувалдой по щам за то, что он со мной сделал на протяжении этой книги. Разбередил душу, как осиное гнездо и инфицировал сознание острейшим экзистенциальным ужасом. При чём так и не сказал, что со всем этим делать, как с этим справляться, ведь, что самое ужасное — он сам не знает. Последний пассаж книги в духе и повторится всё как встарь: аптека, улица, фонарь, и так же будут стоять эти несокрушимые деревья, под которыми будут с ума сходить существа наделенные сознанием, но лишенные надежды найти ответы, просто убивает.

Сумасшествие заразно, как зевота. Даже просто читая про зевоту уже хочется зевнуть, но кто даст гарантию, что когда читаешь про безумие, не становишься безумным? Сначала посмеиваешься над спившимся писакой, потом тебе неловко от жалости к нему, а потом тебя сковывает этот же ужас. От осознания того, что ты слышишь всё это от легенды своего поколения. Человека, который созидал, много читал, путешествовал, знал, шёл другим путём, протаптывая собственную тропинку. Человека, который искал! И вдруг ты видишь его корчащимся, стонущим, разбитым. Он сравнивает свои муки с болями ракового больного на предсмертном одре. К такому нельзя быть готовым, это парализует.

С мазохистским удовольствием наблюдаешь за его метаниями. То он бежит от цивилизации в лес, то тащит туда своих друзей, пытаясь воссоздать атмосферу былых времен. То, идя по дороге и заметив едущее на машине семейство, с омерзением вздрагивает при виде подкаблучника — мужа, радуясь, что избежал такой участи, то привозит в свою избушку девицу с её ребенком, создавая подобие семьи. Но уже слишком поздно, он не чувствует вкуса жизни, как и вкуса алкоголя. Чтобы оценить степень его отчаяния, надо сказать, что он разочаровался в словах. Писатель разочаровался в словах! Не людским словам описать эту знаково-древнюю скорбь, - говорит он. Уж конечно он хотел бы быть как Коди (Дин Мориарти / Нил Кэссиди), потому что для того жизнь священна и он просто живёт её, но он не такой.

...я понимаю, что все просто живут своей жизнью, один я сумасшедший.

Ни аскетизм, ни гедонизм не принесли счастья. Ни попытка быть частью семьи, ни одиночество, ни любовь, ни дружба не дали удовлетворения. Ни наркотики, ни алкоголь не успокоили. Ни признание, ни слава, ни намотанные по миру километры не принесли независимости. Ни одно из изученных духовных учений ни на дюйм не приблизили к истине. Где мудрость, которая должна была придти с годами, где знание? Какой дорогой ни пойди, будь кем или никем — конец один, а главное - ты так и не узнаешь, зачем всё это было — книга о моменте смирения с этим. Коктейль из русской тоски и калифорнийской истерики, после которого трудно протрезветь и ещё сложнее продолжать шевелиться, ибо зачем?

9 января 2014
LiveLib

Поделиться

TheLastUnicorn

Оценил книгу

Будучи в переломном моменте своей жизни и осознавая такие понятия, как свобода, личность, система, условности, "а что скажут люди", "жить, как хочется" и прочее-прочее, я решила прочитать Керуака, думая, что он своей книгой даст мне почувствовать общность с персонажами и вынести для себя какие-то ответы на мои вопросы. К сожалению, Керуак был так занят распитием спиртных напитков, курением травки и траханием всяких разных баб, что смысла не сумел вложить в свою книгу. Скажем так, я ожидала увидеть борцов с системой, а увидела... хм, ну, этим людям совершенно определенно плевать на систему, просто потому что они торчки. Разочарование заключается в том, что мне хотелось сильных рассуждений на тему свободы и жизни не "как у всех", а "так, как хочется". Да, безусловно, персонажи Керуака так и жили - как им хотелось, но вот я не уверена, что и мне хочется того же, что и им.

Вся книга представляет собой сухое описание фактов - поехали туда, там бродяжничали, там бухали, там урвали доллар, там потрахались, опять поехали, опять бродяжничали... и так снова и снова... Язык соответствующий персонажам. А все "философские разговоры", которые персонажи вроде бы ведут между собой, автором почему-то опускались, обозначались лишь "а потом мы говорили о важных вещах до самого утра". Мдэ...

Говорят, что этот роман - джазовая импровизация. Я слушала джазовые импровизации и, поверьте мне, эта книга - совсем не то, что чарующая мелодичность джаза, это укуренный поток сознания, ничего больше. Хотя и свобода мне импонирует, и путешествия автостопом... я ожидала, что эта книга просто очарует меня, захватит с собой и не отпустит, думала, что нам с ней по пути и, возможно, даже надеялась, что она станет любимой. Увы и ах.

Свобода - это не побухать и потрахаться. Личность - это не накуриться и бродяжничать. И убегать от системы не значит бороться с ней.

10 октября 2013
LiveLib

Поделиться

TheLastUnicorn

Оценил книгу

Будучи в переломном моменте своей жизни и осознавая такие понятия, как свобода, личность, система, условности, "а что скажут люди", "жить, как хочется" и прочее-прочее, я решила прочитать Керуака, думая, что он своей книгой даст мне почувствовать общность с персонажами и вынести для себя какие-то ответы на мои вопросы. К сожалению, Керуак был так занят распитием спиртных напитков, курением травки и траханием всяких разных баб, что смысла не сумел вложить в свою книгу. Скажем так, я ожидала увидеть борцов с системой, а увидела... хм, ну, этим людям совершенно определенно плевать на систему, просто потому что они торчки. Разочарование заключается в том, что мне хотелось сильных рассуждений на тему свободы и жизни не "как у всех", а "так, как хочется". Да, безусловно, персонажи Керуака так и жили - как им хотелось, но вот я не уверена, что и мне хочется того же, что и им.

Вся книга представляет собой сухое описание фактов - поехали туда, там бродяжничали, там бухали, там урвали доллар, там потрахались, опять поехали, опять бродяжничали... и так снова и снова... Язык соответствующий персонажам. А все "философские разговоры", которые персонажи вроде бы ведут между собой, автором почему-то опускались, обозначались лишь "а потом мы говорили о важных вещах до самого утра". Мдэ...

Говорят, что этот роман - джазовая импровизация. Я слушала джазовые импровизации и, поверьте мне, эта книга - совсем не то, что чарующая мелодичность джаза, это укуренный поток сознания, ничего больше. Хотя и свобода мне импонирует, и путешествия автостопом... я ожидала, что эта книга просто очарует меня, захватит с собой и не отпустит, думала, что нам с ней по пути и, возможно, даже надеялась, что она станет любимой. Увы и ах.

Свобода - это не побухать и потрахаться. Личность - это не накуриться и бродяжничать. И убегать от системы не значит бороться с ней.

10 октября 2013
LiveLib

Поделиться

Virna_Grinderam

Оценил книгу

Всё ещё под впечатлением от книги.
Это произведение надо читать постепенно, смакуя, под бокальчик вкусного чего-то там, размышляя о жизни и её мистическом смысле. Возможно я промахнулась, что начала знакомство с произведениями автора именно с этого, но для меня оно стало немного не моим. Если не то настроение, то сложно вникнуть в эти все витиеватые намёки, переключиться между фантазией и явью, проникнуться мистицизмом и атмосферой.. Возможно, мне понадобится время на осознание, возможно, прочитаю ещё несколько книг, чтобы понять суть и особенный стиль автора. Но, пока что, пребываю в смятении.
Сюжет книги увлекателен, язык повестовования оригинальный, есть интересные неологизмы, герои загадочные, притягательные. Буду читать позже "В дороге", не факт, что буду перечитывать "Доктора Сакса", рекомендовать буду исключительно под настрой)
Благодарю за внимание, всем мирного дня)

25 августа 2022
LiveLib

Поделиться

951033

Оценил книгу

Я постоянно думаю об одной вещице
Всё время о ней вспоминаю
И чем больше думаю, тем больше осознаю
Что думать, в принципе, ни о чём другом уже не могу и не хочу
Постоянно мусолю в голове эту вещицу
Раскладывая её то так, то сяк
А иногда специально целый день о ней не вспоминаю
Чтобы на следующий день проверить
Не потеряла ли она своей привлекательности
Неа, не потеряла.

Я часто повторяюсь и заикаюсь, когда волнуюсь
Когда волнуюсь, я часто повторяюсь и заикаюсь
Я часто...

Часто смотрю на неё, эту вещицу
Дооолгое дооолгое время
И чем больше смотрю, тем больше не могу налюбоваться
И дело в том
Что неважно, насколько часто или долго я на неё смотрю
Сколько раз в течение дня я о ней думаю, раскладывая по полочкам
Сколько раз я воображаю - а что, если бы её не было
Она всё равно остаётся самодостаточна и неизменна

Хорошо бы, вы тоже на неё взглянули

Не, ну ведь зашибись же!

14 декабря 2014
LiveLib

Поделиться

shieppe

Оценил книгу

Джек Керуак – писатель и поэт, важнейший представитель бит-поколения Америки 50-х годов, считается, что именно его язык и манера изложения вдохновили таких людей как Боб Дилан и Кен Кизи.

Керуак один из ярчайших классиков современности, а некоторые критики даже говорят, что его книги выступили катализатором контркультуры 60-х. И вот в 2011 году издательство Азбука переиздает его роман «Биг-Сур». Наконец-то в полном переводе, включая знаменитую поэму «Море», которую Джек написал во время своего отшельничества в Биг-Суре. Каждую ночь он приходил на берег моря в расщелине каньона и слушал шепот волн, дрожа от страха перед могущественной стихией, записывал их говор, переводил его на человеческий язык.

«Все, что я пишу, складывается в одну большую сагу вроде прустовской, с тем отличием, что мои воспоминания зафиксированы на бегу, а не через много лет больным в постели»,

- этими словами начинается «Биг-Сур».

Да что он о себе возомнил, возмутитесь вы, тот, кого называли «королем битников», ярчайший представитель разбитого поколения Америки, что отрицало все культурные ценности и традиции нации, не слишком ли самонадеянно сравнивает он себя с Прустом?! Но уже на пятой странице романа от вашего скепсиса не останется и следа, ему просто не будет места в ваших мыслях, которые окажутся полностью захвачены повествованием.

Это роман исповедь, не крик о помощи, но попытка выговориться, история одного безумия, повесть о человеке чье творческое начало бьется с темными демонами белой горячки. Керуак хватает нас, будто бы за шиворот тащит за собой в этот бурелом из мыслей, чувств и озарений, которые перемешиваются с похмельными синдромами и приступами отвращения к самому себе и всему сущему, что его окружает. На страницах книги царит хаос, сумбур, полнейшая каша из имен, событий и случайных встреч – это создает особую атмосферу, позволяет проникнуться этим духом битничества, вечного бродяжничества, поиска самого себя, среди этих скал, среди этого моря и чужих людей.

Роман был написан Джеком в тяжелые времена, его депрессия становилась все глубже, алкогольные загулы все чаще и страшнее, пробуждения по утрам все более мучительными. Он устал от людей и от самого себя, он бежит. В лес, в каньон. Подальше ото всех, здесь в хижине наедине с природой ему кажется, что он сможет восстановиться, он даже чувствует необычайный прилив сил и вдохновения, много пишет и размышляет. Но в одну из ночей все ломается, портится как старая пластинка, и жизнь дает трещину, начинает заедать.

В каждой строчке, за каждым словом и предложением таится огромная печаль и горькое одиночество. Мрачное и душное одиночество души.
Я устал, я больше не вынесу этого, кричит он с каждой страницы книги, как я могу быть королем, какого бы то ни было движения, если сам я еле двигаюсь, едва раскрываю глаза по утрам. Посмотрите на меня, я превращаюсь в развалину, скоро от меня не останется ничего...
Сам Джек пишет, что просто сошел с ума. Его побег вместо очищения принес ему лишь новые страдания, просветления не случилось, все кончилось запоем по барам Сан-Франциско.

Несмотря на то, что в своем романе-исповеди Джек предстает скорее отрицательным персонажем (постоянные алкогольные возлияния, баловство наркотиками и разгульный образ жизни еще никому не добавляли очков) его стиль запоминается, отдельные фразы хочется цитировать, и, не доверяя обманщице памяти, вы, возможно, схватитесь за карандаш, блокнот – записать, не забыть, поймать момент. Даже, если до этого из книг никогда и ничего не выписывали.

«Этот мир слишком стар, чтобы мы могли говорить о нем своими новыми словами»

Эта книга слишком неординарна, чтобы мы могли написать о ней своими стандартными фразами.

6 января 2012
LiveLib

Поделиться

alsoda

Оценил книгу

"Моя жизнь есть громадный непоследовательный эпос с тысячей и миллионом персонажей — вот они все подходят, так же быстро как мы катимся на восток, так же быстро как катится на восток земля".

Генри Миллер писал, что писатель должен проживать свои книги, Лоуренс Даррелл утверждал, что книга и автор создаются из одной материи, что цель не в том, что чтобы записать свой опыт, но в том, чтобы запечатлеть себя самого, но именно Джек Керуак предъявил миру столь сильный пример сплава между личностью писателя и словами на бумаге, что их абсолютно нельзя отделить друг от друга.

Строки этого текста - живые, пульсирующие в такт биению сердца, дышащие, осязаемые. Вначале идет мощнейший поток сознания героя, оставшегося наедине с необъятным величием природы Скалистых Гор, ее безвременьем и чистотой. Попытка передать словами внутренний безмолвный диалог с окружающим миром, обращение к собственной сути, взгляд в Пустоту, лежащую в основе мироздания...

Затем нисхождение в мир обыденный, кипучий котел людских страстей, краткая остановка в Сан-Франциско, наполненная ритмами джаза, неуспокоенностью в алкогольном мареве, ночной лихорадкой поэтов и художников, насыщение каждой каплей струящейся по краю безумия жизни... Далее- стремительный бросок на юг, жаркое затворничество на крыше дома в Мехико, городе одурманенных и бродяг, потом возвращение в позднюю осень в Нью-Йорке, извечная тоска, морской путь в затуманенный гашишом Танжер, пьяный Париж, дождливый Альбион...

И вновь - Америка, отчаянная попытка примирения, попытка обрести покой на берегу Тихого океана вместе с самым дорогим и самым понимающе-непонимающим человеком - матерью. И снова - поражение, опять торжествует Опустошение, и долгое путешествие завершается там, где началось - в собственной душе. И по-прежнему где-то плывет над миром гора Хозомин, свищут ветра над пустыми дорогами Юга, танцует Сан-Франциско, и во всех городах бунтуют восторженные и печальные, прекрасные и уродливые, отверженные людьми и отвергнувшие их Ангелы Опустошения.

Керуака тем более сложно понять, что он сам себя порой не понимал. Его образ жизни, его стремление выплеснуть на бумагу всю переживаемую боль вряд ли найдут отклик у людей здравомыслящих, волевых, твердо знающих, что есть разумное, а где - черта, которую нельзя пересекать. Такие люди скажут, что Керуак никчемен, чрезмерно пафосен, слишком самокопателен, настолько увлекся - он и его собратья - самовлюбленным бунтом против повседневной действительности, что все его писания - это бесполезность, ненужность, пустота... Пустота? Вы видите ее?

3 октября 2012
LiveLib

Поделиться

cadien

Оценил книгу

Оn essaye a s’y prendre, pi sa travaille pas (Стараешься-стараешься, а в итоге одно говно выходит).

Так говорила мама Джека Дулуоза, а разве матери когда-нибудь ошибаются? Вот и эту фразу вполне можно было бы сделть эпиграфом романа Керуака, потому что именно так все и получилось в итоге.

Читать "Мэгги Кэссиди" - одно удовольствие, но сначала придется попотеть, привыкая к авторскому стилю, с его бессвязными обрывками фраз-мыслей (между которыми втиснулись многочисленные знаки тире), с потоком сознания 16-летнего подростка, с тягучими описаниями сурового американского городка. Сразу признаюсь, что я так и не смог запомнить всех друзей Джека (или Загга (или Жана)), потому что у каждого из них было впридачу к имени еще и по 2-3 прозвища, и автор не утруждает себя объяснениями кто есть кто. Но это и не важно, ведь на первый план выходит тема первой любви подростка из провинции. И в этом чувствуется, что произведение во многом автобиографическое. Керуак пишет так эмоционально, так правдиво, что читатель сам оказывается на месте главного героя. Школа, спортивные состязания, чокнутые друзья, метель за окном... Кого выбрать - эту милую Полин, которая приходит болеть за тебя на соревнованиях, или "соблазнительно угрюмую" Мэгги Кэссиди, которая в это время сидит дома и пытается вызвать в тебе ревность? И конечно же, безумная юность берет свое, Джеки пытается добиться ее руки и сердца, и Мэгги вроде бы даже отвечает взаимностью, но почему-то ничего у них не выходит.

В романе нет как такового климакса, кульминации любовной истории, как полагается по всем законам жанра. Вероятно, потому что автор описывает реальную жизнь, где законы жанра не действуют. Я до последнего не мог понять, что же не так с этой загадочной М.К., почему она не может сделать Джека счастливым, как он того заслуживает. Казалось бы, она уже строит планы, как он женится на ней, как они будут жить вместе: "Табуретки на кухне я выкрашу красным... Я буду целовать тебя, чтобы просыпался по утрам —", и вместе с тем отталкивает его, заигрывает с другими, хочет сделать ему больно. И дело здесь вовсе не в женской бессердечности, ведь Мэгги - совсем не роковая красотка из дешевых бульварных романов, она по-настоящему и любит, и ненавидит Джека. Сам Керуак тоже не спешит с объяснением мотивов своей героини.

Но постепенно недостающие части головоломки встают на свои места. Джек терзается сомнениями, страдает от невозможности любви к Мэгги; "она же просто сидела, и ей было все равно". И при этом невозможно упрекнуть ее в лицемерии, она при всем желании не способна дать ему то, чего он так хочет, и наоборот. Наконец, после окончательного краха на балу в Нью-Йорке, они расстаются и выбирают разные пути: она уезжает "к своей веранде, младшим сестренкам, обожателям, что по-соседски заглядывают на огонек, к своей реке, к своей ночи", он же к блеску большого города. И это так грустно и одновременно смешно, что Мэгги не нужно ничего, чего бы у нее уже не было; она довольствуется своим старым свитером и качелями во дворе; Джек хочет подарить ей весь мир, но у нее есть свой собственный, в котором ей очень уютно.

И уже под занавес, спустя три года, Дулуоз возвращается в Лоуэлл, чтобы наконец добиться того, чего не смог еще во времена своей неуверенной подростковой влюбленности. Теперь он мачо, небрежен в разговорах и неразборчив в сексуальных связях. А что же Мэгги? Она "всегда одинаково выглядит — хорошо —", но теперь Джек может предложить ей еще меньше, чем когда бы то ни было. Она расхохоталась ему в лицо, он отвез ее домой... Ти-Жан, Mon Doux, ты так ничему и не научился.

20 июля 2017
LiveLib

Поделиться

...
7